Бабушка велела кланяться и передать, что просит пр - Страница 101

К оглавлению

101

– Почему?

– Это мой дом.

Ну как после этого можно не любить Бритт-Мари?

Особенно если тебе почти восемь.

– Почему вы с бабушкой все время ругались? – спросила Эльса, хотя заранее знала ответ.

– Она считала меня… старой перечницей, – ответила Бритт-Мари, не сказав о главном.

– А почему вы такая старая перечница? – спросила Эльса, вспомнив о принцессе, сокровище и ведьме.

– Видишь ли, Эльса, есть люди, которым не безразлично, что происходит вокруг. И это совершенно нормально! Как только появляются люди, которым не безразлично, твоя бабушка называет их «старыми перечницами» – но разве можно жить по-другому? Это не жизнь, а существование, – сказала Бритт-Мари милым голосом старой перечницы.

– Вы очень глубокий человек, если познакомиться с вами поближе, – сказала Эльса.

– Спасибо, – ответила Бритт-Мари, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не стряхнуть невидимые пылинки с Эльсиной куртки.

Вместо этого она получше взбила подушку, хотя вот уже много лет как взбивать там было нечего. Эльса обмотала пальцы гриффиндорским шарфом.

– Я вспомнила об одном дяденьке из стихотворения, который говорит, что раз его типа никто не любит, то пусть хотя бы ненавидят. Лишь бы на него обратили внимание, – сказала Эльса.

– Доктор Глас, – кивнула Бритт-Мари.

– «Википедия», – поправила Эльса.

– Это из «Доктора Гласа», – не сдавалась Бритт-Мари.

– Это сайт?

– Пьеса.

– А-а.

– Что такое «Википедия»?

– Сайт.

Бритт-Мари сложила руки на коленях.

– Вообще-то «Доктор Глас» – это роман. Но я его не читала. Но есть и спектакль, – неуверенно сказала Бритт-Мари.

– А-а.

– Люблю театр.

– Я тоже.

Бритт-Мари кивнула. Эльса тоже.

– Доктор Глас – хорошее имя для супергероя.

Про себя Эльса подумала, что это имя больше бы подошло его немезису, но, кажется, Бритт-Мари не читает серьезной литературы на регулярной основе, и Эльса не хотела все усложнять. Бритт-Мари кивнула. И процитировала по памяти: «Нам хочется, чтобы нас любили или хотя бы почитали, хотя бы боялись, хотя бы поносили и презирали. Нам хочется внушать людям хоть какое-нибудь чувство. Душа содрогается от пустоты и жаждет общения любою ценою».

Эльса не до конца поняла, но кивнула. В знак согласия.

– А вам чего хочется?

Бритт-Мари потянулась к коленям, но не стала ничего смахивать.

– Видишь ли, Эльса, быть взрослым непросто, – уклончиво сказала она.

– Ну, знаете ли, ребенком быть тоже не так уж и просто, – упрямо ответила Эльса.

Бритт-Мари слегка дотронулась до белой полоски от кольца.

– Ранним утром я любила стоять на балконе. Я рано вставала. До того, как проснется Кент. Твоя бабушка это знала и однажды налепила снеговиков. Поэтому я разозлилась. Она знала мою тайну и воспользовалась этим, чтобы сделать из меня посмешище.

– Какую тайну? – спросила Эльса.

Бритт-Мари крепко сцепила руки.

– Я была не похожа на твою бабушку. Никуда не ездила. Всегда сидела на одном месте. Но иногда ранним утром мне нравилось стоять на балконе, когда дует ветер. Я знаю, что это глупо, все считают, что это глупо, ничего удивительного.

Она поджала губы.

– Но мне нравилось чувствовать ветер в волосах. А что такого?

Эльса подумала, что Бритт-Мари все-таки не совсем засранка. Даже скорее совсем не.

– Вы так и не ответили на вопрос, чего бы хотели вы, – сказала она, продолжая наматывать шарф.

Пальцы Бритт-Мари неуверенно шарили по юбке, словно человек, который идет через весь танцпол, решившись наконец пригласить на танец того, кто нравится. Она тихо сказала:

– Я хочу, чтобы кто-нибудь вспомнил о том, что я есть. О том, что я здесь была.

К сожалению, последней фразы Эльса не слышала, потому что в дверях появился ветеринар. Взгляд у него был такой, что у Эльсы зашумело в ушах. Не успел он и рот раскрыть, как Эльса проскочила мимо него и бросилась дальше. За спиной у нее раздался крик, но она продолжала бежать по коридору, распахивая все двери, одну за другой. По дороге ее схватила медсестра, но Эльса вырвалась и помчалась дальше. Она проверяла все двери, пока не услышала вой ворса. Он будто знал, что Эльса спешит к нему, и звал ее. Она нашла нужную комнату. Ворс лежал на холодной кушетке, живот был затянут в бандаж. Все перепачкано кровью. Зарывшись лицом глубоко-глубоко в его шерсть, Эльса шепотом повторяла снова и снова: «Не умирай!»

Бритт-Мари осталась в комнате ожидания. Совсем одна. Даже какаду унесли. Если бы она сейчас встала и ушла, никто бы этого не заметил. Кажется, именно об этом она сейчас и подумала. Бритт-Мари смахнула со стола что-то невидимое, поправила складку на юбке, встала и ушла.

Ворс закрыл глаза. Морда у него была такая, будто он улыбался. Слышал ли он Эльсу в этот момент? Чувствовал ли, как огромные слезы капают на его шерсть? Тяжело отпустить того, кого любишь. Особенно если тебе почти восемь и приходится привыкать, что все, кого ты любишь, рано или поздно уходят.

– Не умирай. Слышишь, не умирай, я с тобой. Ты мой друг. Настоящий друг не может просто взять и умереть, понимаешь? Друзья не умирают, – шептала Эльса, пытаясь убедить скорее себя, а не ворса.

Похоже, ворс это понимал. Он пытался высушить ее слезы своим теплым дыханием. Эльса лежала рядом на краю кушетки, как лежала вместе с бабушкой в ту ночь, когда та не вернулась назад из Миамаса.

Эльса останется здесь навсегда. А гриффиндорский шарф будет навсегда похоронен в шерсти ворса.

Ворс дышал все медленнее, сердце под черной шерстью билось все реже. За спиной у Эльсы послышался голос женщины-полицейского. Зеленые глаза стояли в дверях и смотрели на зверя и девочку. Эльса обернулась. В зеленых глазах было сочувствие человека, который не любит говорить о смерти.

101