– Что будем делать? – спросил он. В голосе его слышалось беспокойство.
Эльса пожала плечами.
– Мы могли бы заняться чем-нибудь… классным, – неуверенно предложил он.
Эльса знала, что папа спросил из вежливости. Его мучает совесть, потому что встречаются они очень редко. Ему жалко Эльсу, потому что у нее умерла бабушка. Эти среды свалились на него так неожиданно. Иначе папа ни за что бы не предложил заняться чем-нибудь классным, папа совсем не по этой части. Все классное внушает ему колоссальное беспокойство. Однажды, когда Эльса была маленькой, они всей семьей ездили на море. Им было так классно, что папе пришлось принять два «нурофена». Весь вечер он провел лежа в кровати. Мама сказала, что папе было слишком классно. Эльса пошутила, что папа передознулся весельем, и мама долго смеялась.
Самое странное, что мама сама становилась классной только с папой. Мама, она как противоположный полюс в батарейке. При бабушке она всегда стремилась к ясности и порядку, а при папе – к хаосу и беспорядку. Однажды, когда Эльса была маленькой, мама говорила с папой по телефону, а Эльса повторяла: «Это папа? Да, это папа? Дай мне папу! Где папа?» В конце концов мама горестно воскликнула: «Папа на небесах! С ним говорить нельзя!» Эльса замолчала и вытаращила глаза. «Господи, Эльса, я просто пошутила. Папа в магазине», – усмехнулась мама.
Усмехнулась – прямо как бабушка.
На другое утро Эльса пришла на кухню в слезах. Мама пила кофе с безлактозным молоком. Когда она спросила, почему у Эльсы такой несчастный вид, та ответила, что ей приснилось, будто папа на небесах. Маму накрыло чувством вины, она обняла Эльсу крепко-крепко-крепко и много раз попросила прощения.
Эльса выждала минут десять, а потом усмехнулась и сказала: «Господи, мама, я просто пошутила. Мне приснилось, что папа в магазине».
После этого они с мамой часто подшучивали над папой и расспрашивали его про жизнь на небесах. «Ну как там, холодно? А летать можно? А Бога ты там встречал?» – интересовалась мама. «А на небе есть сырорезки?» – спрашивала Эльса. И они хохотали так, что падали со стульев. В такие моменты папа чувствовал себя весьма неуверенно. Эх, здорово тогда было. Когда папа гостил на небесах.
– Судя по всему, бабушка теперь на небесах? – сказала Эльса папе и усмехнулась, ведь это шутка, папа должен был засмеяться.
Но папа не смеялся. Он смотрел так, что Эльсе стало стыдно за свои слова.
– Ладно, проехали, – тихо сказала она, ковыряя бардачок. И поспешно добавила: – Мне ничего не надо. Едем домой.
Папа с облегчением кивнул: он был и рад, и разочарован.
Еще издалека они увидели, что рядом с домом стоит полицейский автомобиль. Эльса распахнула дверцу машины и услышала лай. В подъезде столпился народ. Из запертой квартиры доносился разъяренный вой Друга, от которого стены дома сотрясались в самом непереносном смысле: да-да, Эльса уже гуглила «переносный смысл» и читала про метафору в «Википедии».
– У тебя есть… ключ? – спросил папа.
Эльса кивнула и быстро обняла его на прощание. Полный подъезд народа внушает папе чувство неуверенности. Он сел в «ауди», а Эльса пошла домой.
Помимо оглушительного лая она услышала кое-что еще. Голоса. Низкие, суровые и недобрые. У них была полицейская форма, они ошивались возле квартиры мальчика с синдромом. Посматривали на дверь Друга, но подходить слишком близко не решались: размазались по противоположной стенке, как пятна по новой рубашке, которую стенкина мама строго-настрого запретила пачкать.
Женщина в полицейской форме оглянулась, и Эльса поймала взгляд зеленых глаз. Та самая женщина, которая встретила их в участке ночью, когда бабушка кидалась дерьмом. Зеленоглазая кивнула Эльсе, вид у нее был несчастный. Как будто она боялась, что Эльса начнет перед ней извиняться.
Но вместо того чтобы кивнуть в ответ, Эльса протиснулась сквозь толпу и пошла дальше.
Какой-то полицейский говорил по телефону, Эльса слышала слова «охотник» и «умертвить». Бритт-Мари стояла посреди лестничного пролета – на достаточном расстоянии, чтобы давать советы полиции, но вовремя смыться, в случае если это чудовище вырвется из квартиры. Бритт-Мари благожелательно улыбнулась Эльсе. Уродка!
Эльса была уже у дверей своей квартиры на верхнем этаже, а Друг все лаял как сумасшедший, как будто бушевал ураган из десяти тысяч сказок. Сквозь проем между лестницами Эльса видела, как полицейские пятятся назад.
Все было ясно с самого начала. Как она могла не понять?
В Миамасских горах и лесах есть расчудесное множество всяких чудес, но ни об одном из них бабушка не отзывалась с таким уважением, как о племени под названием ворсы.
Ворсы – из тех, кого все когда-нибудь видели, да никто толком не замечал. Огромные, как медведи, проворные, как африканские лисы, стремительные в броске, как кобры. Силой ворсы превосходили быков, выносливостью – диких жеребцов, пасти у них были страшнее, чем у тигров. Шерсть у ворсов черная и блестящая, мягкая, будто летний ветерок, но кожа под ней твердая, как панцирь. В древних сказаниях говорится, что ворсы бессмертны. А сказания эти древнее самой древней вечности – в те времена ворсы еще жили в Миплорисе и служили дворцовыми стражами у королевской семьи.
Но однажды принцесса Миплориса выгнала их из Просонья, и бабушка говорила об этом с такой горечью и чувством вины, что в паузах между словами будто звучала скорбная песня. Еще ребенком принцесса захотела поиграть со щенком ворса. Она дернула его за хвост, и тот спросонья укусил принцессу за руку. Конечно, народ понимал, что больше всех виноваты родители принцессы, которые вовремя не научили ее никогда, никогда, никогда не будить спящего ворса. Но принцесса так напугалась, а ее родители так рассердились, что не смогли бы жить дальше, если бы не переложили вину на других. Королевский двор решил навсегда изгнать ворсов из Миплориса. Они позволили свирепым алчным троллям гнать их до самых границ ядовитыми стрелами и огнем. Разумеется, ворсы могли бы дать отпор, и тогда даже объединенная армия всего Просонья не решилась бы с ними сразиться, такими страшными они были в бою.