Бабушка велела кланяться и передать, что просит пр - Страница 36

Спустя несколько лет запретили даже такие слова как «возможно», «наверное» и «посмотрим». И в конце концов люди стали бояться раскрыть рот. Вот тогда-то принцесса и решила запретить разговоры вообще, потому что с них начинаются все конфликты. На долгие годы в Миаудакасе воцарилось молчание.

Но вот однажды в королевство верхом на коне, напевая, прискакала маленькая девочка. На нее смотрели во все глаза, ведь песни в Миаудакасе были строжайше запрещены: вдруг кому-то песня понравится, а кому-то не понравится, и разгорится конфликт. Солдаты попытались остановить девочку, но не смогли, такая она была проворная. Тогда солдаты стали звонить в колокола и звать подкрепление. На помощь пришли элитные войска королевства – рыцари-параграфы. Прозвали их так потому, что они ездили верхом на необычных животных – помеси жирафа и книги правил, – они-то и должны были остановить девочку. Но и рыцарям-параграфам это не удалось. Тогда-то принцесса сама выбежала из замка и во все горло закричала на девочку, приказывая замолчать.

Девочка обернулась и, посмотрев ей в глаза, ответила: «Нет». И когда она произнесла это слово, от тюремной стены отвалился камень. Тогда девочка повторила: «Нет», и еще один камень упал со стены. Немного погодя девочка и другие жители королевства, и даже солдаты и рыцари-параграфы все вместе кричали: «Нет-нет-нет!» И тюремная стена рухнула. Так народ Миаудакаса понял, что принцесса имеет власть над ним лишь до тех пор, пока все ее подданные боятся конфликтов.

А может быть, Эльсе казалось, что такова мораль этой сказки. «Нет» – было Эльсиным первым словом. По этому поводу бабушка с мамой долго ругались.

И не только по этому. Из-за эффективности тоже. Владея собой, мама говорила, что «эффективность необходима для осуществления коммерческой деятельности», а бабушка, не владея собой ни капли, кричала в ответ, что «нашла, черт возьми, место для коммерческой деятельности». Однажды бабушка сказала Эльсе, что мама стала больничным начальством из подросткового бунта: самое страшное, что могла придумать мама назло бабушке, – «стать экономистом». Эльса так и не поняла, что это значит. Позднее, в тот же вечер, когда они думали, будто Эльса уже заснула, мама сказала бабушке: «Да что ты вообще обо мне знаешь? Когда я была подростком, тебя здесь не было!» Это был единственный раз, когда мама говорила что-то бабушке со слезами в голосе. После этого бабушка замолчала и про подростковый бунт больше Эльсе не говорила.

Мама положила на стол телефон и стояла посреди кухни с полотенцем в руках, как будто не могла вспомнить что-то важное. Она посмотрела на Эльсу. Эльса неуверенно посмотрела на маму. Мама сделала усилие и улыбнулась:

– Хочешь помочь мне собрать бабушкины вещи?

Эльса кивнула. Хотя ей совершенно не хотелось собирать бабушкины вещи. Мама решила каждый вечер упаковывать коробки, хотя врачи и Джордж призывали ее не напрягаться. У мамы плохо получалось не напрягаться. К тому же она не любила, когда ее к чему-то призывали.

– Папа заберет тебя из школы завтра после обеда, – как бы между делом сказала мама, вычеркивая упакованные вещи из списка.

Список был сделан в экселе. Мама обожает эксель.

– Потому что ты поздно придешь с работы? – спросила Эльса как бы невзначай.

– Я ненадолго останусь… в больнице, – сказала мама, потому что не любила врать Эльсе.

– А Джордж не может меня забрать? – невинным голосом спросила Эльса, хотя все понимала.

Мама громко дышала носом:

– Джордж будет со мной в больнице.

Эльса упаковывала вещи в коробки, не сверяясь со списком из экселевского файла.

– Полукто заболел?

Мама снова выдавила улыбку. Получилось так себе.

– Не беспокойся, моя хорошая.

– Это самый легкий способ заставить меня беспокоиться, – сказала Эльса.

Вздохнув, мама неохотно поставила галочки в экселе. Потому что вынимать вещи и упаковывать их заново неэффективно, хоть сложенные вещи и не соответствуют списку.

– Все сложно, – сказала она.

Мама всегда так говорит – на языке статусов Фейсбука.

– Все сложно, если никому ничего не объяснять, – сердито ответила Эльса.

Мама снова засопела.

– Эльса, милая, это просто плановая проверка.

– А вот и нет, за одну беременность не бывает так много плановых проверок. Не надо меня за дурочку принимать. Я умею пользоваться «Википедией».

Мама массировала виски, глядя в сторону.

– Эльса, прошу тебя, давай сегодня хотя бы из-за этого не будем ссориться.

– Что значит «хотя бы»? Разве мы сегодня из-за чего-то уже поссорились?! – выкрикнула Эльса – именно так ведет себя человек, которому уже почти восемь, когда его незаслуженно обвиняют.

– Не кричи, – владея собой ответила мама.

– А Я И НЕ КРИЧУ! – закричала Эльса, выходя из себя.

Долгое время обе смотрели в пол и думали, как попросить прощения. Но на полу ничего такого написано не было. Эльса закрыла коробку крышкой, ушла в бабушкину спальню и хлопнула дверью.

Почти четверть часа в квартире царила гробовая тишина. Эльса была так зла, ну просто так зла, что начала мерить время минутами, а не вечностями. Она лежала в бабушкиной кровати и смотрела на черно-белые фотографии на потолке. Кажется, волчонок-оборотень вот-вот засмеется и помашет ей рукой. В глубине души Эльса не могла смириться с тем, что мальчик с такой лучезарной улыбкой мог вырасти таким невообразимо несчастным, как Монстр.

В дверь позвонили, и тут же звонок повторился – слишком нетерпеливо, нормальные люди так не трезвонят. Наверняка это Бритт-Мари.