Бабушка велела кланяться и передать, что просит пр - Страница 42


К оглавлению

42

Вместо этого Эльса оттянула резиновую прокладку двери. Заглянула под нее. Она страшно устала, что совершенно неудивительно для почти восьмилетнего ребенка, рассерженного и всю ночь не спавшего. У Эльсиной мамы никогда не было настоящей мамы, потому что мамина мама всегда была где-то далеко и помогала кому-то другому. С этой точки зрения Эльса бабушку никогда не рассматривала.

– Ты злишься на бабушку за то, что она проводила со мной столько времени, а с тобой нет? – осторожно спросила она.

Мама так рьяно замотала головой, что Эльса поняла: все дальнейшие слова будут неправдой.

– Нет, милая моя, любимая девочка. Никогда! Никогда!

Эльса кивнула, рассматривая щель за прокладкой.

– Зато я злюсь. Она не сказала мне правду.

– У всех есть свои тайны, милая.

– А ты злишься на то, что у нас с бабушкой были свои тайны? – спросила Эльса, не глядя на маму.

Она вспомнила, как они говорили на тайном языке, чтобы мама не поняла. Вспомнила о Просонье. Интересно, бывала ли там мама?

– Я никогда на вас не злилась… – ответила мама, протягивая руку через сиденье, и прошептала: – Я завидовала.

Чувство вины накрыло Эльсу холодной волной.

– Так вот что она имела в виду, – поняла Эльса.

– Ты о чем? – удивилась мама.

Эльса усмехнулась:

– Она сказала, что я буду ненавидеть ее, когда узнаю, кем она была до моего рождения. Вот о чем. Узнаю, что она была плохой матерью, оставляла своего ребенка…

Мама смотрела на нее такими блестящими глазами, что Эльса увидела в них свое отражение.

– Она меня не оставляла. Не надо ненавидеть бабушку, милая.

Эльса молчала, мама погладила ее по щеке и прошептала:

– Такова участь дочери – злиться на мать. Зато бабушка из нее вышла чудесная. Такую бабушку еще поискать.

Эльса упрямо трепала резиновую прокладку.

– Но она оставляла тебя одну! Ты ведь оставалась одна, когда она уезжала, да? Ведь ребенка могут забрать в детский дом!

Мама выдавила улыбку:

– Это ты в «Википедии» прочитала?

Эльса хмыкнула:

– В школе так говорят.

Мама закрыла глаза.

– Когда я была маленькой, у меня был твой дедушка.

– Пока он не умер!

– Когда он умер, за мной стали присматривать соседи.

– Какие соседи? – насторожилась Эльса.


Машина сзади снова засигналила. Мама с извиняющимся видом кивнула в зеркало заднего вида. «КИА» покатилась вперед.


– Бритт-Мари, – наконец произнесла мама.

Эльса перестала теребить резиновую прокладку.

– Что «Бритт-Мари»?

– Она за мной присматривала.

Брови Эльсы сложились в сердитую галочку.

– Почему же она теперь ведет себя как последняя злючка?

– Не говори так, Эльса.

– Но это правда!

Мама обиженно засопела:

– Она не всегда была такой. Просто она… одинока.

– Но у нее ведь есть Кент!

Мама закрыла глаза и зажмурилась.

– Необязательно жить в одиночестве, чтобы быть одинокой, милая.

Эльса снова принялась за резиновую прокладку.

– Все равно она совершенно чокнутая.

Мама кивнула.

– Если столько жить в одиночестве, недолго и чокнуться.

Машина у них за спиной снова сигналила.

– Поэтому бабушки нет с тобой на старых фотографиях у вас дома? – спросила Эльса.

– Что?

– Бабушки нет ни на одной фотографии до моего рождения. Когда я была маленькой, я думала, это потому, что она вампир. Вампиры ведь не отпечатываются на снимках и могут курить сколько угодно, им от этого ничего не будет. Но бабушка не была вампиром, да? Ее нет на фотографиях, потому что ее никогда не было дома.

– Все не так просто.

– Знаю! Все не так просто, если тебе никто не объясняет, в чем дело! Когда я спрашивала об этом бабушку, она всегда переводила разговор на другую тему. А когда я спросила папу, он сказал: «Э… Э… чего бы тебе хотелось? Может, мороженое? Идем за мороженым!»

Мама прыснула от смеха. Если бы она сейчас пила молочный коктейль, он бы брызнул у нее из носа, и вся приборная доска покрылась бы мелкими каплями. Эльса неплохо умела передразнивать папу.

– Папа не выносит конфликты, – хихикнула мама.

– Бабушка была вампиром или нет?

– Бабушка ездила по всему свету и спасала жизни детей, дружочек. Она была…

Мама подыскивала подходящее слово. Вспомнив его, она улыбнулась во все лицо и сказала:

– …супергероем! Твоя бабушка была супергероем!

Эльса заглянула под резиновую прокладку.

– Супергерои не оставляют своих детей на произвол судьбы.

Мама молчала.

– Любой супергерой, милая, вынужден чем-то жертвовать, – наконец сказала она.

Но обе знали, что мама так не считает.


Машина у них за спиной снова сигналила. Мама опять виновато кивнула в зеркало. «КИА» проехала пару метров вперед. Эльсе очень хотелось, чтобы мама сейчас закричала. Или заплакала. Или сделала что-нибудь. Чтобы мама хоть как-то показала, что она чувствует. И тут Эльса сделала то, что сделал бы любой почти восьмилетний ребенок в такой ситуации. Она посмотрела в щель под резиновой прокладкой и оглянулась по сторонам в поисках предмета, который совершенно не предназначен для того, чтобы его в эту щель засунули.

Эльса открыла бардачок. Ее взгляд упал на упаковку жвачки. Она взяла ее и посмотрела на маму. Достала жвачку и старательно запихнула в щель. Затем еще одну. Мама все видела, Эльса знала, что мама все видит, но продолжает молчать. Она по-прежнему владела собой. Эльса это ненавидит.

Машина у них за спиной снова засигналила. Мама извинилась в зеркало заднего вида. «КИА» покатилась вперед.

У Эльсы в голове не укладывалось, почему несколько метров имеют такое значение, если ты все равно стоишь в пробке. Она посмотрела на мужчину, сидящего за рулем, в зеркало заднего вида. Похоже, тот был уверен, что в пробке виновата Эльсина мама. Эльсе хотелось, чтобы мама поступила так же, как когда она была беременна Эльсой, – вышла бы из машины и заорала: «Хватит сигналить, черт тебя дери!»

42