Бабушка велела кланяться и передать, что просит пр - Страница 58

– Бритт-Мари, милая, мы решаем серьезный вопрос, – отмахнулся Кент. Обычно Эльса в том же духе возражает маме, когда та предлагает ей надеть что-то зеленое.

Бритт-Мари выглядела очень несчастной.

– Кент, милый, просто брось ее в стирку. У тебя в шкафу есть чистые глаженые рубашки. Нельзя встречаться с аудитором в мятой одежде. Что он о нас подумает? Вдруг он решит, что мы не гладим рубашки? – настаивала она.

Мама собралась было что-то сказать, но взгляд Кента упал на Джорджа.

– О! Как насчет яичницы? – радостно спросил Кент.

Джордж кивнул с довольным видом. Кент проскочил мимо мамы в прихожую. Бритт-Мари поспешила за ним, нахмурив брови. Поравнявшись с мамой, она сделала обиженное лицо и, не удержавшись, проворчала:

– Да, конечно, я все понимаю, милочка, у тебя ведь нет времени на уборку, одна карьера на уме, кто бы сомневался.

Хотя квартира была в идеальном порядке и каждый миллиметр сиял чистотой.

Мама поддернула халат, сделала глубокий вдох и сказала:

– Входите уже наконец.

Эльса юркнула в свою комнату и со скоростью света переоделась в джинсы, чтобы сбегать в подвал проведать ворса, пока все сидят наверху. С кухни доносился требовательный голос Кента, который допрашивал маму, и непрерывное поддакивание Бритт-Мари. В прихожей остался только Альф. Сунув в карманы джинсов большие пальцы, Эльса ковыряла носком порожек в полу, чтобы не смотреть Альфу в глаза.

– Спасибо, что не сказал про… – Эльса споткнулась на слове «ворс».

Альф угрюмо помотал головой.

– Зря ты вчера умчалась. Если уж завела животное, отвечай за него сама, хоть ты еще и ребенок.

– Никакой я не ребенок! – возмутилась Эльса.

– Тогда и веди себя как взрослый, твою мать, – проворчал Альф.

– Шах, – шепнула Эльса куда-то в пол.

– Зверюгу я оставил в подвале, в вашем отсеке. Я прибил там кусок оргалита, чтобы никто его не заметил. И сказал ему, чтобы помалкивал. Кажется, он понял. Только надо тебе подыскать ему местечко получше. Рано или поздно его найдут, – сказал Альф.

Эльса поняла, что он, когда говорил «найдут», имел в виду Бритт-Мари. Альф был прав. Ее страшно мучила совесть за то, что она бросила ворса. А если бы Альф позвонил в полицию и они бы его убили? Эльса бросила ворса так же, как бабушка бросила маму, и это похуже ночного кошмара.

– О чем они говорят? – спросила она Альфа, кивая в сторону кухни, – просто чтобы отделаться от этой ужасной мысли.

Альф усмехнулся:

– О чертовых кондоминиумах.

– Что это значит?

Альф застонал.

– Какого черта я должен все объяснять?! Кондоминиум отличается от арендуемого жилья тем, что…

– Да знаю, знаю, не дурочка.

– Тогда какого черта спрашиваешь?

– Я имею в виду, что все это значит! – пояснила Эльса тоном человека, который не очень ясно представляет, о чем говорит.

Альф засунул руки в карманы, куртка скрипнула. Он не снял ее, хотя мама Эльсы говорит, что в помещении верхнюю одежду надо снимать. Наверное, мама Альфа не придавала значения этому правилу.

– Кент нам всю плешь проел с этим кондоминиумом, с тех пор как переехал обратно. Он ведь не успокоится, пока не сможет подтираться деньгами, которые сам сначала и высрет, – пояснил Альф с видом человека, который не слишком близко знаком с семилетними детьми.

Сначала Эльса хотела спросить, что он имел в виду, когда сказал «переехал обратно», но все же решила сосредоточиться на главном.

– Разве не все на этом заработают? Ты, мама, Джордж и остальные.

– Если продать квартиры, то да, – буркнул Альф.

Эльса задумалась. Альф скрипнул кожаной курткой.

– Но этому черту, Кенту то есть, только того и нужно. Он всегда мечтал отсюда переехать.

Эльса посмотрела в никуда и исчезла в собственных мыслях. Так вот почему ей снятся кошмары. Когда обитатели Просонья стали появляться в доме, дом стал его частью. А если все они продадут свои квартиры, то…

– Значит, мы не бежим из Миамаса. Мы добровольно сдаемся. – Эльса продолжила думать вслух.

– Что? – удивился Альф.

– Да так, ничего, – пробормотала Эльса.

По лестнице эхом прокатился грохот хлопнувшей входной двери. Затем послышались тихие шаги. Эльса и Альф поняли: это идет аудитор.

На кухне Бритт-Мари перекрикивала Кента. Она не нашла понимания по поводу мятой рубашки и теперь искала объект для своей благородной ярости. А объектов хватало. Сложно было решить, какой из них бесит ее больше всего, поэтому она приступила к последовательному перечислению: если мама немедленно не уберет бабушкин тарантас с ее парковочного места, придется звонить в полицию; она потребует, чтобы полиция вскрыла замок на детской коляске, которая так и стоит внизу, пристегнутая к перилам; она сделает все, чтобы домовладелец установил на лестничных клетках видеонаблюдение, и положит конец этому безобразию, а то ходят тут всякие, вешают записки на доску объявлений, не спросясь ответственного за информационное обеспечение.

– Бритт-Мари, милая, люди не могут просто взять и установить камеры на лестнице, – вздохнула мама. – Есть такое понятие, как частная жизнь.

– Ах вот оно что! Если человеку нечего скрывать, то он не будет бояться видеонаблюдения! Разве я не права, Кент? Правда на нашей стороне, скажи, Кент. Разве я не права?

Кент что-то тихо ответил. А мама снова громко вздохнула:

– У людей есть право на неприкосновенность частной жизни. Они могут скрываться от преследований и жить под чужим именем. Существуют законы, которые регулируют такие вопросы, нельзя просто взять и…

– Какая такая частная жизнь? Что за секреты могут быть на лестничной клетке? – недоумевала Бритт-Мари.