Бабушка велела кланяться и передать, что просит пр - Страница 110

110

– Как будут звать мальчика? – спросил пастор, он же адвокат, он же врач; он же – как выяснилось впоследствии – немного подрабатывал библиотекарем.

– Гарри, – ответила мама.

Пастор кивнул и подмигнул Эльсе.

– Будут ли у него крестные?

Эльса громко фыркнула:

– Не нужны ему никакие крестные! У него есть старшая сестра!

Понятно, что люди в реальном мире таких вещей не понимают. Но в Миамасе не принято выбирать крестных, вместо них выбирают смехачей. Смехач – главный человек в жизни ребенка после родителей и бабушки и еще нескольких людей, которые, с бабушкиной точки зрения, особой важности не имеют. Разумеется, выбор смехача не доверяют родителям, слишком это серьезное дело. Смехача назначает сам ребенок. Когда в Миамасе рождаются дети, все друзья семьи собираются вокруг колыбельки, рассказывают истории, строят рожи, танцуют, поют и травят шутки. Тот, кто первым рассмешит ребенка, и становится его смехачом. В Миамасе детский смех считается критерием безошибочным, и смехач потом лично отвечает за то, чтобы ребенок смеялся как можно чаще, громче и в тех ситуациях, которые нервируют родителей больше всего на свете. Эта одна из самых ответственных миссий смехача.

Эльса, конечно, знает, что все станут говорить, будто Гарри еще слишком маленький и пока не понимает, что у него есть старшая сестра. Но они-то с Гарри прекрасно помнят, кому он впервые улыбнулся, когда Эльса держала его на руках.

Они вернулись домой, и жизнь потекла своим чередом. Раз в неделю Альф садился в такси и отвозил Леннарта с Мод к большому зданию, где они поднимались в маленькую комнату и очень долго ждали. Наконец открывалась маленькая дверка, и к ним выходил Сэм в сопровождении двух огромных охранников.

Леннарт доставал термос с кофе, Мод – банку с печеньем. Ведь печенье – это самое главное.

Найдется немало людей, которые скажут, что не стоило этого делать. Не стоило его навещать. Такие, как Сэм, не достойны того, чтобы жить, не говоря уже о печенье. И возможно, они правы. А возможно, совершенно не правы. Все сложно. Но Мод вам ответит, что в первую очередь она бабушка, во вторую – свекровь, а в третью – мать. И именно так поступают бабушки, свекрови и мамы. Они всегда сражаются на стороне добра и печенья. А Леннарт будет пить кофе и соглашаться с Мод. Если в этот момент неподалеку окажется Саманта, он непременно добавит, что кофе – напиток для взрослых. Мод по-прежнему печет печенье, чтобы выжить в подступающем мраке, – чтобы найти силы жить, чтобы починить сломанное. Лучшее оружие Мод – это мечты.

Поэтому Мод печет мечты. Во всех непонятных ситуациях ешьте печенье. Хотите верьте, хотите нет. В обоих случаях вы будете правы. Такова жизнь – слишком сложная и одновременно слишком простая.

Поэтому и существует печенье.

На Новый год вернулся Волчье Сердце. Полиция сочла его действия самозащитой, хотя все знали, что он защищал не себя. Хотите верьте, хотите нет.

Он снова поселился в своей квартире. А женщина в джинсах осталась в своей. Каждый, как мог, учился жить дальше с самим собой, а не просто существовать. Ходить на встречи кризисных групп. Рассказывать свои истории. Чтобы не задохнуться. Они не знали, смогут ли они на этом пути починить все сломанное, но все же шли дальше. А по воскресеньям ужинали у Эльсы, Гарри и мамы с Джорджем. Иногда к ним присоединялась женщина-полицейский с зелеными глазами. Она оказалась прекрасным рассказчиком. Мальчик с синдромом так и не стал говорить, но научил всех танцевать свой удивительный танец.

Однажды утром Альф проснулся от жажды. Он поднялся, сварил кофе и уже собрался было вернуться в спальню, как в дверь постучали. Альф открыл. Отхлебнул из чашки. И долго смотрел на брата. Кент стоял перед ним, опираясь на костыль, и не отводил взгляда.

– Я вел себя как идиот, – пробормотал Кент.

– Да уж, – пробормотал в ответ Альф.

Пальцы Кента нервно сжимали костыль.

– Моя фирма лопнула полгода назад.

На пороге повисла куцая тишина, вобравшая в себя все ссоры, какие обычно бывают у братьев.

– Кофе хочешь? – буркнул Альф.

– Если есть готовый, давай, – буркнул Кент.

Они пили кофе. По-братски. А потом, сидя на кухне, сравнивали открытки, присланные Бритт-Мари. Она писала каждому раз в неделю. Как это свойственно женщинам вроде Бритт-Мари.

Раз в месяц в комнате для собраний по-прежнему проходили встречи жильцов. На встречах все по-прежнему ругались. Потому что это был самый обычный дом. Грубо говоря. Бабушка с Эльсой и не хотели, чтобы было иначе.

Каникулы кончились, и Эльса снова пошла в школу. Она крепко завязала шнурки на кроссовках и тщательно затянула лямки на ранце – такие, как она, об этом не забывают. В ее классе появился новенький по имени Алекс. Он тоже был не такой, как все. Эльса и Алекс тотчас подружились. Так, как могут подружиться только новоиспеченные восьмилетки. Больше они ни от кого не бегали. Когда первый раз в четверти их вызвали в кабинет директора, у Эльсы был синяк под глазом, а у Алекса ссадина на лице. Вздохнув, директор сказал маме Алекса, что мальчику нужно «адаптироваться». В ответ она хотела огреть его глобусом. Но мама Эльсы ее опередила.

Ну как после этого можно ее не любить?

Прошла пара дней. И пара недель. К Эльсе и Алексу примкнули другие дети, которые были не такими, как все. Они вместе держались в коридоре и на школьном дворе. Вскоре детей стало так много, что получилась целая армия, и никто больше не решался преследовать их. Разве можно быть таким, как все, когда не таких, как все, явное большинство?

110